– Сделаю, сделаю, все будет в лучшем виде. А когда теперь будут камни?
– Только весной, но много, готовь потихоньку деньги.
Через несколько недель я получил уже готовые серьги. Абрам открыл деревянную коробочку, и оттуда засияло, запереливалось зеленым солнышком чудо рукотворное – такой тонкой работы я еще не видел. Я ахнул. Абрам остался доволен произведенным впечатлением, потирая руки, хлюпал носом и приговаривал:
– Какая красота, дивная работа, себе бы оставил, но откуда у бедного еврея деньги?
Я захохотал:
– Не прибедняйся, Абрам, только мешок золота отдал!
– Не мое, компаньоны за камни отдали.
– Вот прохиндей!
Абрам попросил задержаться и, сходив в соседнюю комнату, вынес четыре лампы.
– Бедный еврей помнит о вашей просьбе, барин. Вот, сколько смогли привезти мои приказчики, если понравятся – еще привезут.
Я поблагодарил, расплатился и уехал. По пути завернул на торговую площадь и прикупил земляного масла. Сунул палец, понюхал – да это же сырая нефть, правда здесь ее использовали в лечебных целях: натирали больные суставы, наносили на кожу при чесотке или проказе. В голове мелькнуло – вот бы наладить переработку нефти! А что: чеченцы же делают «самовары», гонят бензин, почему бы и мне не попробовать? Но не сейчас, я отложил обдумывание на потом.
Темнеет зимой рано, приехав домой, я залил в лампу нефть и зажег фитиль. Лампа чадила и попахивала бензином, но свет давала более яркий, чем свечи. Я подвесил лампу в трапезной. Научил домашних, как ею пользоваться, а затем вручил Настеньке серьги с изумрудами. Она сразу побежала к зеркалу, надела украшение и долго стояла, потрясенная их красотой. Подошедшие полюбопытствовать дворовые женщины ахали. Вместе с кулоном серьги смотрелись одним гарнитуром, камни были одного оттенка, одинаковой огранки. По цене они равнялись стоимости нашего дома. Визгу и поцелуев было много. Ночь прошла бурно, Настя благодарила по-своему, по-женски.
Утро началось со стука в нашу спальню. На пороге стоял один из охранников:
– Хозяин, у ворот царские воины, тебя видеть хотят.
– Передай – сейчас буду.
Я быстро оделся и, ополоснув лицо, направился к воротам. Там гарцевали на лошадях три воина из личной охраны. В голове мелькнуло: «Если бы арестовать пришли, ворвались, да и люди были бы из Разбойного приказа».
Один из воинов спрыгнул с седла, поздоровался:
– Лекарь Кожин ты будешь?
– Да, я.
– Царь к себе призывает, немедля.
– Сейчас возок запрягут, подождите.
– Поспешай, мы подождем.
Я распорядился запрягать свой возок, сам стал быстро переодеваться – все-таки к царю иду. Накинув на плечи шубу, уселся в возок‚ и мы поехали. Воины поскакали передо мной.
В голове метались мысли:
«Зачем понадобился? Вроде ничего такого не натворил, за что бы царь вызвать мог, налоги плачу исправно, не занедужил ли?»
Подъехали к Кремлю; воины, не задерживаясь, миновали ворота и спешились. Дальше мы пошли пешком: ездить по Кремлю на лошадях было нельзя, это была царская привилегия.
Во дворце меня вели по переходам, поворот за поворотом; мы проходили залы, спускались и поднимались. С непривычки можно было и заплутать. Подвели к резным дверям в широком коридоре, сбоку стояли два воина с саблями у пояса и бердышами в руке. Велели обождать, и я машинально принялся разглядывать расписанный потолок. Дверь открылась, и меня пригласили. В небольшой комнате было несколько человек в шитых золотом одеждах, царя я угадал только потому, что он единственный сидел в кресле. Я согнулся в поклоне, поприветствовал.
– Это ты Кожин, лекарь?
– Я, государь.
– Наслышан, наслышан. Годков несколько тому князь рязанский о тебе сказывал, в обороне от татар зело хитростью басурман изводил. Да вот английский и французский короли через послов меня благодарили за умение твое. А испанский король Филипп почему-то недоволен, пишет‚ крепость в Картахене ты порушил, людишек многих побил. Ну да мы за то не в обиде, большой приязни у меня с Филиппом нет. – Царь захихикал и придворные заулыбались. – Посол шведский вчерась прибыл с нижайшей просьбой. Король шведский Карл занедужил, просят приехать тебя, лекарь. Слухи о твоем умении лекарском уже по всем дворам королевским ходят. Поедешь ли?
Я поклонился:
– Государь, не гневайся, у меня и здесь работы полно, да еще и шведы, боюсь, не забыли, как я корабль ихний повредил, из плена сбегая.
Царь и приближенные громко засмеялись.
– Наш пострел везде поспел – а когда ж ты лечить-то успеваешь – то шведам пакость учинишь, то в Гишпанском государстве разорение, то вот татары жалуются на тебя. Инда ладно, не в обиде за то, честь и жизнь свою защищал, прощаю, но нынче Швеция нам союзник супротив Польши и османов, помочь надобно и лестно, вестимо – умом и рукоделием своим почитай все государи гордятся, а как занедужили – русского лекаря им давай! Цени сие! Ладно, ступай с Богом, шведы разор учинять не будут, в том посол поклялся. Но ехать надо. С Богом!
Царь, приближенные и я перекрестились, я поклонился и вышел. За дверями меня догнал один из вельмож, взял под руку и повел по коридорам. Вошел в одну из дверей, я – следом. На лавке сидели два мужа в иноземной одежде. Да и хоть в русские рубахи их обряди, все равно будет видно – иноземцы. Бороды эспаньолкой, а не лопатой, волосы на голове стрижены в кружок, даже выражение на лице высокомерное, но не нашенское. Я поклонился, шведы вскочили, оба высокие, худощавые. Отвесили поклоны, подметя шляпами пол. Вельможа представил меня:
– Лекарь Кожин, по царскому велению и просьбе короля шведского Карла Густава доставлен.